«Покер лжецов» по-русски

07.03.2007

Весь прошлый год говорили о кризисе невозвратов: мол, если объем кредитных задолженностей превысит уровень 12—13% от общего объема выданных населению кредитов, разразится банковский кризис. Как в Южной Корее, напоминала пресса с подачи аналитиков и знатоков финансового рынка. Сумма невозвратов все выше и выше. Однако российские банки до сих пор не банкротятся, бодро рапортуют об открытии очередных офисов и появлении новых кредитных предложений. Агрессивное «продвижение на рынок» ни один из них не сворачивает.

Что происходит? По мнению оптимистов — впечатляющий прорыв русских финансов. По мнению скептиков, в стране строится очередная пирамида, на этот раз — кредитная. Только, в отличие от опыта минувшего десятилетия, ее создатели не отдельно взятый под стражу МММ, а практически все лидеры розничного банкинга страны. Повторяется американская финансовая пирамида 1980-х: подобная схема в США уже реализовывалась. Однако по русской традиции все может зайти дальше.

Пирог с горчинкой

12 февраля Центробанк обнародовал итоги работы 30 крупнейших банков страны за прошлый год. Фактически это иллюстрация ко всему отечественному банкингу: в первой «тридцатке» — почти 70% банковских активов. Год стал рекордным по прибыли: банкиры «тридцатки» заработали 252,5 млрд. рублей. В России доходы банков растут в среднем на 40% в год — в 6—8 раз выше, чем в Европе и США. Известное агентство McKinsey прогнозирует, что в ближайшие десять лет прибыльность российского банкинга будет хоть и не столь ошеломляющей, но по-прежнему одной из высочайших в мире — 10—15% в год. Три четверти этих доходов, по мнению McKinsey, обеспечил кредитный бум.

Но вкусный кредитный пирог — с горчинкой. Эта горчинка стала притчей во языцех и хитом банковского сектора минувшего года. Речь идет о невозвратах. Бить тревогу по поводу возможного кризиса невозвратов деловая пресса и ряд аналитиков начали давно. С весны 2006 года наблюдатели констатируют, что качество кредитных портфелей российских банков постоянно ухудшается. Появилась информация, что Центробанк даже составил список из 40 банков с высокими рисками невозврата выданных кредитов. Заговорили о критичной планке. Сначала — на уровне 5% невозвратов в общем объеме выданных кредитов (например, так считал убитый осенью первый зампред ЦБ РФ Андрей Козлов). Потом стали говорить о 8—9%. Наконец, констатировали, что ежели объем невозвратов достигнет 12—13%, то все — банковскому рынку кирдык. Как в Корее, где личный дефолт 13% заемщиков привел к финансовому коллапсу.

Страшно? Кому как; в России, сколь бы ни твердили про какой-либо кирдык — Васька слушает да ест. Минувшей осенью портал Pro-Credit.ru провел опрос банкиров. 15% из них согласились с мнением, что рост невозвратов ведет к кризису. Остальные — пожали плечами. Причем больше половины из тех финансистов, что отрицают вероятность коллапса, вообще заявили, что возможный «кризис невозвратов» — миф, раздутый прессой. Но вот последние «сводки с фронтов». Объем невозвратов в последний год рос в два раза быстрее, чем объем выдачи кредитов. В той же «большой тридцатке» банков в начале прошлого года просроченные долги физлиц составляли чуть более 10 млрд. рублей, к началу нынешнего — уже свыше 32 млрд.

Это — официальная статистика, то есть верхушка айсберга. Поскольку долги — как проститутки — в нашей стыдливой стране точному учету не поддаются. По словам Рустама Баташева, аналитика компании «Атон-Брокер», «данные ЦБ основываются на информации банков, которые приукрашивают действительность, реальная же картина по долгам намного хуже». А возможностей приукрашивания действительности — море. Банкиры этого не отрицают. В декабре зампредправления Альфа-банка Сергей Бакумов откровенно заявил журналистам, что истинный объем проблемной задолженности в любом банке — «тайна за семью печатями», кредитные организации «сознательно занижают эти данные».

Большинство банков стараются выглядеть «прилично», указывая в отчетах от 2% до 6% невозвратов, лишь Home Сredit & Finanсe Bank официально «признался» в 22% проблемных долгов. Между тем аналитики оценивают ситуацию иначе. Например, в агентстве «Рус-Рейтинг» считают, что реальный объем невозвратов в том же «Хоуме» составляет 30% от общего объема выданных кредитов, а в «Русском стандарте» — 10% (сам банк назвал цифру в 8,2%). «Рус-Рейтинг», кстати, в минувшем году понизил рейтинг «Русского стандарта» именно из-за объемов просрочки. Невозвраты в «Ренессанс Капитале» директор «Интерфакс-ЦЭА» Михаил Матовников оценил в 10,3% от размера портфеля.

От резких оценок банкиры энергично отбивались. Весь прошлый год Гарегин Тосунян, президент Ассоциации российских банков, исполнял на «бис» коронный номер: мол, в число просроченных долгов попадают платежи, задержанные даже на один день, и потому незачем делать из мухи слона. Однако реальные цифры опровергают это. Так, недавно президент Национального бюро кредитных историй Александр Клычков сообщил, что по 12% из зафиксированных в его бюро кредитов просрочка превысила более месяца, еще по 9% — превысила три месяца (при таком сроке долг считается уже безнадежным), а по каждому сотому кредиту заемщики вообще не внесли ни одного платежа.

Наблюдатели полагают, что реальный объем просрочки по беззалоговым видам кредитов (ссуды с залогом население гасит более исправно) составляет 20—30%. Если учесть, что банки уже одолжили населению около 2 трлн. рублей, четверть которых ничем не обеспечены, то получается, что россияне задолжали банкирам примерно 100—150 млрд. рублей.

Не имей сто рублей

Объективные причины долгов понятны. Во-первых, россияне морально не готовы к идеологии «жизни в кредит», а так как потребительский бум у нас генетически, скорее, похож на урчание в пустом животе, то сия идея вылилась в простую формулу: бери всего и поболе, берешь сейчас, расплачиваться — завтра. В стране, где десять лет назад даже чайник Tefal вызывал восторженное состояние, народ в охотку берет в кредит ноутбуки, домашние кинотеатры и даже дорогие мобильные телефоны. «Люди, воспитанные в системе сдерживания своих потребительских вожделений, стремятся сейчас больше получить, нежели думать о будущем», — говорит Евгений Дроздов, шеф кредитной службы Нацбизнесбанка.

Кредитомания стала столь популярной болезнью, что практикующие психоаналитики взялись за учебники по экономике: на приеме у них все чаще появляются люди с возгласом: «Доктор, у меня долг!» Многие набрали по 10—12 кредитов и теперь судорожно соображают, как их гасить. По словам психолога Владимира Менделевича, россияне психологически не готовы к финансовому планированию и подсознательно воспринимают кредиты как традиционную русскую халяву. Банки тоже оказались не готовы к массовому появлению неплательщиков, а из технологий работы с долгами до недавнего времени в стране была освоена одна — дубиной по голове (вариант — утюг на живот).

Создаваемые вдогонку кредитному буму коллекторские агентства и бюро кредитных историй, конечно, свою роль «чистильщиков» рынка выполнят, но, как замечают специалисты, реально лет эдак через 5—7, не ранее. Банкиры же пока заняты тем, что сражаются за свое присутствие на рынке. Оружие одно — давать как можно больше. Возникает вопрос: откуда брать средства для агрессивной раздачи кредитов? На Западе ответ ясен: взять у самого населения — в виде депозитов и текущих счетов. У нас такой вариант не проходит: объем вкладов россиян в банки страны едва ли составляет 40% от объема выданных кредитов.

Остается одно: одолжить у кого-то деньги под очень маленький процент, чтобы затем пустить их на ссуды россиянам под очень большой. В декабре 2005 года в сообщениях информагентств промелькнуло короткое сообщение: «Home Credit & Finance Bank сообщает об успешном завершении первой транзакции по выпуску ценных бумаг, обеспеченных частью портфеля потребительских кредитов, номинированных в рублях». В скобочках давался тогда еще малоизвестный широкой финансовой общественности термин, обозначающий эту операцию, — секьюритизация. Секьюритизация сама по себе довольно сложная процедура, в которой участвует много сторон: сам банк; трастовая компания (своего рода агент секьюритизации), которая выкупает у банка счета по кредитам и выпускает под них ценные бумаги; инвестбанк, занимающийся на комиссионных началах их размещением на рынке, и собственно инвесторы, покупающие эти бумаги.

Суть процесса сводится к тому, что банк привлекает деньги инвестора под залог долгов. То есть в пользу инвестора начинают поступать платежи по выданным банком кредитам. Таким образом банк перестает тратить собственные средства на кредитование заемщиков, а начинает действовать как агент между заемщиком и инвестором, «продавая» им свое имя, репутацию, предоставляя гарантии и т. п. Что получается в сухом остатке? Долги по кредитам выведены за баланс, деньги, затраченные на них, вернулись, комиссия за обслуживание кредита банку капает. К тому же долги превращены в облигации — то есть появляются новые фишки биржевой игры, на которых можно делать дополнительные деньги. Впервые эту штуку в 1970-х годах придумали американцы, когда банки изнемогали от нехватки средств, получая крошечные проценты от долгой, растянутой на десятилетия ипотеки. Секьюритизация открыла им второе дыхание.

Причем столь впечатляюще, что государство, желая поддержать оживление банковского рынка, даже ввело для денег, полученных от этих операций, налоговое облегчение. «Это дало возможность ссудосберегательным банкам продать все свои ссуды и с прибылью вложить вырученные деньги — нередко в покупку дешевых кредитов других банков, — вспоминал позже американец Карл Льюис, работавший в секьюритизационных «командах» того времени. — Банки просто обменивались своими портфелями ссуд. Громадные убытки от продажи этих кредитов теперь удавалось замаскировать… Так что дело пошло!» По словам Льюиса, состояния на этом «возникали почти мгновенно». Успех секьюритизации оказался столь ошеломительным, что один из главных ее инициаторов — компания Salomon Brothers, действующая в Лондоне и Нью-Йорке, — в середине 1980-х была самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. К 1987 году общая сумма секьюритизационных обязательств в США составила около $3 трлн. И пирамида попросту остановилась в своем развитии, доходность упала, кое-кто разорился, но многие успели неплохо подзаработать.

Этот апокриф капитализма приглянулся отечественным финансистам, которым приходит в голову простая мысль: «Если сонные монтанские банкиры смогли это сделать, то я тем паче сумею». И вот спустя 20 лет после американской началась секьюритизация по-русски. И тут следует вспомнить, что Карл Льюис в своих мемуарах о секьюритизации дал ей еще одно название — «покер лжецов». «Играя в эти игры, не следует забывать, что секьюритизационным облигациям сопутствуют те же риски, что и обеспечивающим их кредитам, — кредитный, процентный и риск ликвидности, — говорит Станислав Заикин, заместитель управляющего московским филиалом Солид-банка. — В их числе — и обесценивание бумаг, и мошенничество.

Поэтому любой инвестор, вступая в секьюритизационную сделку, должен беспокоиться о репутации партнеров, энергично заниматься разведкой и постоянно наблюдать за развитием ситуации на рынке. Словом, тут действует принцип caveat emptor — пусть покупатель будет бдителен».

Автор: Наталья М.

Поделиться:

0 0